Когда-то, она приютила его в этом укромном уголке. Предоставив ему доступ к своему подвальному помещению, когда он нуждался в одиночестве. И воспользовавшись гостеприимством в своих целях, умудрился лишиться девственности.

Тогда она отказалась его целовать.

Тот же ключ подошел к двери спальни, тихо щелкнув замочным механизмом. Когда он толкнул металлическую дверь, и она широко открылась, с проникшим внутрь светом он шагнул внутрь…

Какая-то часть внутри его умерла от того, что он увидел на кровати. Его сердце и дыхание остановились, мозговые волны прекратили свою активность, кровь застыла у него в жилах.

На простынях свернувшись калачиком, лежало обнаженное тело Хекс.

Когда комнату затопил свет, ее рука сжалась на пистолете, лежащем на матрасе с направленным дулом в сторону двери.

У нее не было сил поднять голову или оружие, но он был абсолютно уверен, что она смогла бы нажать на спусковой крючок.

Подняв выше руки, держа ладони на виду, он шагнул в сторону и пинком закрыл дверь, защищавшею ее.

Она едва слышно прошептала.

— Джон…

Одинокая кровавая слеза выкатилась из ее глаза, и он мог наблюдать, как она медленно заскользила по переносице и капнула на подушку.

Ее рука отложила оружие и потянулась к лицу, перемещаясь дюйм за дюймом, как будто требовались все силы, что еще в ней остались, на то чтобы достичь своей цели. Она прикрыла себя единственным способом, на который была способна, ее щит из ладоней и пальцев, прикрывший от него ее слезы.

Все ее тело было покрыто ранами и ушибами на разной стадии исцеления, и была настолько истощена, что из-под кожи сплошь выпирали кости. Ее кожа была серой, вместо здорового розоватого оттенка и ее естественный аромат практически не ощущался.

Она умирала.

Ужас от всего этого настолько ослабил его колени, что он пошатнулся, прислонившись спиной к двери.

В этот момент его мозг активизировался. Ее должна прийти и осмотреть док Джейн, и она нуждалась в питании.

У них осталось не так много времени.

Для того, чтобы она выжила, ему прямо сейчас необходимо о ней позаботиться.

Джон сорвал с себя кожаную куртку и отдернул рукав, направляясь к ней. Первое, что он сделал, это нежно прикрыл ее наготу, накрыв ее покрывалом. Вторым — он протянул свое запястье к ее рту… и стал ждать, когда ее инстинкты возьмут верх.

Ее сознание могло не хотеть его, но тело было не в состоянии отказаться от того, что он предлагал.

Выживание всегда брало верх в сердечных делах. И он был тому живым доказательством.

ГЛАВА 22

Хекс почувствовала мягкий ворс на своем плече и бедре, когда Джон накрыл ее покрывалом.

Из укрытия своих рук, она сделала вдох и все, что почувствовала это приятный, чистый, здоровый запах мужчины… и этот аромат пробудил голод из самого центра ее нутра, ее аппетит и потребности всколыхнулись, пробуждаясь от долгой спячки с бешеным ревом.

И это возникло еще до того, как Джон поднес свое запястье настолько близко, что она могла его поцеловать.

Сработали ее симпатические инстинкты, прочитав его эмоции.

Спокойный и целеустремленный. Всецело сосредоточенный сердцем и разумом: Джон собирался спасти ее задницу, даже если это станет последней вещью, которую он сделает.

— Джон…, — прошептала она.

Проблема в этой ситуации… ну, одна из них… состояла в том, что он не единственный понимал, насколько она была близка к смерти.

Ее гнев, обращенный на Лэша, был для нее хлебом насущным, все то время, пока находилась в заточении, подвергаясь жестокому обращению, она думала, что этого будет достаточно для поддержания ее сил и после освобождения. Но отправив Риву послание, вся ее энергия истощилась, оставив лишь биение сердца. И ничего более.

Джон поднес запястье еще ближе… так, чтобы его кожа коснулась ее рта.

В тот же миг, ее клыки медленно выдвинулись и ее сердце йокнуло, будто что-то было не так.

У нее был выбор в этот тихий напряженный момент: Взять его вену и остаться или отказаться и умереть на его глазах в течении часа или около того. Потому, что он не собирался никуда уходить.

Отняв от лица свои руки, она посмотрела в его глаза. Он был так же, как всегда красив, именно с таким лицом, по которому вздыхают женщины.

Подняв ладонь, она потянулась к нему.

В его глазах вспыхнуло удивление, затем он наклонился так, чтобы ее рука легла на его теплую щеку. Поднятие руки отняло слишком много сил, от чего ее пальцы задрожали, и он положил свою ладонь поверх ее, удерживая ее в таком положении.

Его глубокие голубые глаза были своего рода раем, цвета теплого, темнеющего неба.

Она приняла решение остаться здесь. Взять его вену или…

Поскольку она не могла найти сил закончить мысль, то почувствовала, как если бы потеряла себя: опираясь на то, что все еще находилась в сознании, она предположила, что все еще была жива — и все же она уже была не в себе. Та давнишняя борьба, что определяя ее больше всего — испарилось. Что имело смысл. У нее пропал интерес к жизни, и она не могла обманывать ни себя, ни его.

Две поездки в лагерь для заключенных опустили ее ниже плинтуса.

Так… что же делать, как быть.

Она облизнула пересохшие губы. Она не выбирала те условия, в которых родилась, и во время своего дыхания, питания, перепихонов и гребаного улучшения она вернулась к тому с чего начала. Однако, она могла уйти и на этот раз уже на своих условиях — и сделать это после того как исправит ситуацию.

Да, вот он ответ. Благодаря последним трем с половиной неделям у нее возник чертов черный список. Конечно, в нем была всего одна запись, но иногда и этого было достаточно для мотивации.

В порыве решимости, ее плотный защитный кокон преобразовался, и непонятный тягучий туман окутавший ее разум рассеялся, оставляя после себя след острого понимания. Внезапно, она вырвала свою руку у Джона, и это действие вспыхнуло шипами чистого, серебристого страха в его эмоциональной кардиограмме. Но затем она притянула его запястье к себе и обнажила клыки.

Его триумф накрыл ее теплой волной.

До того, когда стало понятно, что у нее не осталось сил прокусить его кожу — когда ее резцы смогли лишь поцарапать поверхность — Джон среагировал молниеносно. Быстрым движением он прокусил свою вену и поднес запястье к ее губам.

Первый глоток был вкуса… преображения. Его кровь была столь чиста, что яркой вспышкой прошла из ее рта в горло… и огонь, распалившийся в ее животе, разлился по всему ее телу, оттаивая ее, оживляя. Спасая ее.

Она жадно поглощала его, восстанавливаясь, каждый глоток из его вены стал для нее спасательным плотом, вытягивающим ее на сушу, веревкой, брошенной ей с утеса, компасом, чтобы отыскать дорогу домой.

И он отдавал это без каких-либо ожиданий, надежд или бурлящих эмоций.

Даже в ее безумном состоянии это причиняло боль. Она точно и по-настоящему разбила его сердце: он ни на что не надеялся. Но она не сломила его — и разве ни это заставляло ее уважать этого парня, как ничто другое.

Пока она питалась, время текло, как и его кровь — бесконечно и в нее.

Насытившись, она и лизнула место укуса, чтобы остановить кровотечение.

Вскоре после этого ее стало трясти. Сначала в руках и ногах, затем перешло к груди. От не контролируемой дрожи ее зубы стучали, мозг и зрение затуманились. Она чувствовала себя старым носком, брошенным в сушилку.

Сквозь дрожь она уловила вид Джона, вытаскивающего мобильник из кармана, и попыталась схватить его за рубашку.

— Не-е-ет. Не…

Он проигнорировал ее, набирая текст.

— Д-е-рь-мо…, — простонала она. Когда он захлопнул телефон, она сказала: — Ес-ли ты по-пы-пытаешься отвезти ме-ня к Хэ-ве-рсу, это ни чем хо-ро-шим не кон-чится.

Ее боязнь госпиталей и клинических процедур, грозились перелиться через край, и благодаря ему, теперь у нее хватало сил на нахлынувшую панику. И для них обоих это не сулило ничего приятного.