Нанеся шампунь, она выгнула спину и ее мокрые волосы потерлись об его грудь перед тем, как она развернулась, чтобы смыть пену. Он перемещал свою руки, поддерживая ее по мере необходимости, сначала за верхнюю часть правой руки, затем левой, затем снова правой.

Проблема наступила тогда, когда она наклонилась, чтобы намылить свои ноги.

— Дерьмо… — Ее равновесие так быстро пошатнулось, что его рука не удержала ее за скользкий мыльный бицепс и она упала прямо на его тело.

На его лице появилось кратковременное, яркое выражение от скользкого, влажного и теплого тела, а затем он прижался спиной к стене, обеспечив наименьший контакт, продолжая удерживать ее в вертикальном положении.

— Хотела бы, чтобы здесь был стул, — проворчала она. — У меня не получается сохранить это чертово равновесие.

Последовала пауза… а затем он забрал у нее мыло. Медленно передвигаясь, он поменялся с ней местами, освобождая для нее место в углу, и опустил свою задницу, положив ладони Хекс себе на плечи.

Встав на колени, он намылил руки до образования обильной пены, пока вода стучала по его затылку и стекала вниз по спине. Плитка под его коленными чашечками была твердой и жесткой, а пальцы одной ноги упирались в слив так, словно там были зубы, которые принялись грызть их, но его это не заботило.

Он собирался прикоснуться к ней. И это все, что имело значение.

Обхватив рукой ее лодыжку, он осторожно потянул ее на себя, и спустя мгновение, она перенесла вес тела на другую сторону, подняв к нему свою ногу. Он положил кусок мыла на пол рядом с дверью и начал намыливать ее ступню и пятку, массируя, смывая…

Слава богу, он не ожидал ничего взамен.

Он двигался медленно, особенно когда поднимался вверх по ее ноге, время от времени останавливаясь, чтобы убедиться, что не надавил ей ни на какой синяк. Ее икроножные мышцы были каменно-твердыми, а костяк, поднимающейся к колену, казался мощным, как у мужчины, но она по-своему была изящной. По крайней мере, для него.

Двинувшись еще выше к ее бедру, Джон оставался на его внешней стороне. Последнее, что ему хотелось, так это чтобы она беспокоилась, о его приближении к заветному месту, и когда он добрался до ее бедра, то остановился и снова взял мыло.

Сполоснув ее ногу, он похлопал по второй лодыжке и почувствовал облегчение, когда она услужливо предоставила ему шанс проделать то же самое и со второй ногой.

Неспешный массаж, размеренное движение рук, постепенное продвижение… и только по внешней стороне по направлению вверх.

Закончив, он поднялся, прохрустев коленями, кода выпрямился во весь рост и подставил ее под струи воды. Снова поддерживая ее за руку, он передал ей мыло, чтобы она смогла вымыть все остальное.

— Джон? — позвала она.

Было так темно, что он просвистел в ответ мол: «Что?»

— Ты такой хороший мужчина, тебе известно об этом? Действительно хороший.

Она потянулась и взяла в ладони его лицо.

Все произошло так быстро, что он и опомниться не успел. Позже он будет воспроизводить все снова и снова, растягивая момент до бесконечности, переживая его… снова и снова.

Однако, она тут же опустила руки. Это был порыв с ее стороны. Целомудренное вознаграждение, в благодарность за полученную целомудренную услугу.

Хекс поднялась на цыпочки и прижалась губами к его губам.

Ох, такие мягкие. Ее губы были невероятно мягкими и нежными. И очень теплыми.

Контакт был слишком мимолетным, но с другой стороны, он мог продолжаться часами и все равно оставался бы недостаточно долгим.

— Приляг со мной, — попросила она, открывая дверь душевой и выходя наружу. — Мне не нравится, что тебе приходиться лежать на полу. Ты заслуживаешь гораздо большего.

Как в тумане, он выключил воду и последовал за ней, принимая полотенце, протянутое ему. Они вместе вытерлись, потом она завернула в него все свое туловище, а он — только бедра.

Выйдя, он первым оказался у больничной койки, и казалось было самой естественной вещью в мире — широко раскрыть свои объятия. Если бы он подумал об этом, то не сделал бы этого делать, но он не думал.

Что было неплохо.

Потому что она подошла к нему, и как вода в душе, пропитала его своим теплом, просачиваясь прямо в его кожу и в его мозг.

Но, естественно, Хекс проникла еще глубже. Как и всегда делала.

Он словно отдал ей свою душу, впервые увидев ее.

Когда он выключил свет, и она сильнее прижалась к нему, это ощущалась так, словно она насквозь прожгла его заледеневшее сердце и поселилась там, растопив его душу своим теплом, когда он сделал первый честный-по-отношению-к-Богу глубокий вдох за несколько месяцев.

Джон закрыл глаза, не собираясь засыпать.

Он все же он уснул. И очень, очень хорошо.

ГЛАВА 30

В комнате для персонала в особняке Самсона, Дариус завершил свою встречу с прислугой дочери.

— Благодарю вас, — сказал он, поднимаясь на ноги и кивая женщине. — Я ценю вашу откровенность.

Доджен низко поклонилась.

— Умоляю, найдите ее и верните домой, господин.

— Мы постараемся именно так и сделать. — Он взглянул на Тормента. — Не будешь ли ты так любезен, привести управляющего?

Тормент открыл дверь для миниатюрной женщины, пропуская ее в пред, и оба вышли за дверь.

В их отсутствие Дариус ходил кругами по голому полу, его кожаные ботинки описали круг у письменного стола в центре комнаты. Горничная ничего важного не поведала. Она была совершенно открыта и скромна — и не добавила ничего нового в решении этой головоломки.

Тормент вернулся с управляющим и снова занял позицию прямо около двери, соблюдая тишину. Что было кстати. Вообще-то, во время допроса гражданского, нет необходимости более чем в одном следователе. Однако, от мальчишки была иная польза. Его проницательный взгляд ничего не упускал, поэтому, возможно бы нашлось что-то, что он мог подметить из того, что мог упустить Дариус во время допроса.

— Благодарю за вашу беседу с нами, — сказал Дариус управляющему.

Доджен низко поклонился.

— Для меня удовольствие быть полезным вам, господин.

— Безусловно, — пробормотал Дариус, присаживаясь на твердый табурет, который использовал при разговоре с горничной. Доджены по природе своей были склонны к соблюдению протокола и поэтому предпочитали, чтобы в данной ситуации высшие инстанции сидели, в то время как они оставались стоять. — Как вам угодно, управляющий.

Еще один низкий поклон.

— Я Фритцзелдер Перлмуттер.

— И как долго вы пробыли с семьей?

— Я родился семьдесят семь лет назад. — Управляющий убрал руки за спину и расправил плечи. — И с гордостью служил семье с пятой годовщины моего рождения.

— Длинная история. Так вы хорошо знали дочь?

— Да. Она достойная женщина. Ее рождение — радость для ее родителей и всего рода.

Дариус внимательно посмотрел в лицо управляющего.

— И вы не знали ничего такого… что могло бы привести к такому исчезновению.

Левая бровь слуги дрогнула один раз.

Затем последовала долгая тишина.

Дарий понизил голос до шепота.

— Если это облегчит вашу совесть, у вас есть мое слово как Брата, что ни я, ни мой коллега никому не раскроют то, что вы скажете. Даже самому королю.

Фритцзелдер открыл рот и вздохнул через него.

Дариус продолжил соблюдать тишину: Подталкивание бедного мужчины, только замедлит процесс откровения. В итоге, он либо заговорит, либо нет и поощрение, только задержит его решение.

Управляющий полез во внутренний карман своей униформы и извлек снежно-белый носовой платок, сложенный в аккуратный прямоугольник. Промокнув верхнюю губу, он стал возиться, складывая его обратно.

— Ничто не покинет этих стен, — прошептал Дариус. — Ни одна мелочь.

Управляющий дважды откашлялся прежде, чем обрел слабый голос.

— Воистину… она была безупречной. В этом я абсолютно уверен. Не было… связи с мужчиной, о котором не знали ее родители.