Огромное тело парня на дорожке было абсолютно безумно, его футболка и торс обливались потом, капли которых смахивались тыльной стороной сжатого кулака создавая по обе стороны от себя две равные лужицы на полу. На обоих его белых носках краснели алые полосы, спускающиеся с его пяток, как будто он стер участок кожи, а черные нейлоновые шорты, хлопали как влажное полотенце.

— Джон? — прокричал Блэй, глядя на сгоревший тренажер рядом с парнем. — Джон!

Когда парень не повернул голову на окрик, Блэй подошел и замахал руками в поле зрения Джона. А затем пожалел об этом. Взгляд, встретившийся с его, пылал ненавистью настолько порочной, что Блэй отступил на шаг назад.

Когда Джон перевел свой взгляд обратно в пространство перед собой, стало чертовски ясно, что ублюдок собирается продолжать в том же духе, пока не сотрет ноги по колено.

— Джон, как насчет того, чтобы остановиться! — крикнул Блэй. — Прежде, чем свалишься?

Нет ответа. Только скрипучий визг беговой дорожки и бомбардирующий звук ног.

— Джон! Давай! Ну же! Ты убиваешь себя!

«Нахер все».

Блэй зашел за аппаратную и выдернул шнур из стены. Резкое замедление заставило Джона проехаться и накрениться вперед, но все же он удержался руками за консоли. А может просто навалился на них.

Его тяжелое дыхание врывалось и вырывалось изо рта, когда голова упала на руку.

Блэй подтащил скамейку и приземлился на нее так, чтобы мог заглянуть в лицо парня.

— Джон… что, черт возьми, происходит?

Джон отпустил консоли и свалился на задницу, вытащив из-под себя ноги. После серии вдохов, он провел рукой по своим мокрым волосам.

— Поговори со мной, Джон. Я сохраню это только между нами. Клянусь жизнью моей матери.

Прошло довольно много времени, прежде чем Джон поднял голову, и когда он это сделал, его глаза оказались мокрыми. И не от пота и нагрузки.

— Расскажи мне и это никуда дальше не уйдет — прошептал Блэй. — Что случилось? Расскажи.

Когда, в конечном итоге, парень начал показывать жестами, движения его были беспорядочными, но Блэй отлично разобрал слова.

«Он причинил ей боль, Блэй. Он… причинил ей боль».

— Ну, да, я знаю. Слышал в каком состоянии она была, когда…

Джон зажмурился и покачал головой.

В напряженном молчании, последовавшем за этим, кожу на затылке Блэя начало покалывать. «О… дерьмо».

Должно быть это не все. Было что-то еще.

— Насколько все отвратительно? — прорычал Блэй.

«Настолько, насколько это вообще возможно представить», — промолвил губами Джон.

— Сукин сын. Гандон, сучий крысенышь, ушлепок!

Блэй не был силен по части клятв, но иногда это было единственным, что можно предложить ушам собеседника: Хекс не была его женщиной, но ответить за пережитую боль, причиненную противоположному полу, он был более чем заинтересован. По многим причинам… а сейчас, как никогда прежде.

Боже, ее убитое горем выражение лица было не только по поводу беспокойства за Джона. Это было из-за воспоминаний. Ужасных, отвратительных воспоминаний…

— Джон… мне так жаль.

Свежая капля стекла по подбородку парня прямо на черную беговую дорожку, Джон пару раз протер глаза, прежде чем поднять взгляд. Мука, борющаяся с гневом на его лице, заставляла твои яйца твердеть.

Это обретало идеально ясный смысл. С его историей, это было ошеломляющим событием на очень многих уровнях.

«Я должен убить его», — показал жестами Джон. — «Я не смогу жить, если не уберу его».

Когда Блэй кивнул, чувство мести стало очевидным. Связанный мужчина с плохой историей?

Ордер на смерть Леша только, что получил штамп ОПЛАЧЕНО.

Блэй сжал руку в кулак, предлагая ему стукнуться костяшками пальцев.

— Все, чего бы тебе только не понадобилось, все, что угодно — я с тобой. И я никому не скажу ни слова.

Джон подождал мгновение, а затем ударил своим кулаком по кулаку Блэя.

«Я знал, что могу рассчитывать на тебя», — произнес он губами.

— В любое время, — поклялся Блэй. — В любое.

ГЛАВА 42

Примерно через час с прерванной вылазки Грега на третий этаж дом Элайя Рэтбоуна снова погрузился в полную тишину, но он еще долго выжидал после того, как дворецкий спустился вниз, прежде чем сделать очередной снимок.

Они с Холли провели время не в постели, как сделали бы в прошлые времена, а за разговором. И дело было в следующем: чем дольше они разговаривали, тем больше выяснялось, как мало ему было о ней известно. Он и понятие не имел, что ее хобби было ничто иное, как вязание. Или что ее самой заветной мечтой было перевестись в настоящие телевизионные новости — которые на первый взгляд не назовешь шокирующими. Большинство пустоголовых женщин мира действительно обладали более высокими амбициями, чем показ выскочек-карьеристов или комментарии о том, насколько съедобны тараканы. Он даже выяснил, что она вела репортаж в местных новостях о рынке Питсбурга до увольнения с этой должности.

О чем он понятия не имел, так это о настоящей причине, по которой она оставила свою прежнюю работу. Женатый генеральный менеджер ожидал, что она снимется на другую, личную камеру, и когда она отказала ему, он уволил ее, после того как подставил ее на радио.

Грег видел отчетную запись с ее работой, на которой она вырезала свои слова. В конце концов, он сделал, что должен был, и несмотря на то, что ее прослушивание с ним прошло на отлично, он всегда проверял примечания.

И как вы уже должно быть догадались, первым впечатлением о ней было: милое личико, отличная фигура и ничего более, что еще можно было бы предложить.

Но не это самое худшее из его неверных представлений о ней. Он и понятия не имел, что у нее есть брат инвалид, о котором она заботится.

Она показывала ему их совместную фотографию.

И когда Грег вслух спросил, почему ему про парнишку было ничего не известно? Она честно ответила, как есть: потому что, у тебя были четко установленные рамки, поэтому это и осталось за рамкой.

Естественно, у него сыграла нормальная мужская реакция самозащиты, но факт состоял в том, что она была права. Он чертовски четко указал границы. Означающие никакой ревности, никаких объяснений, ничего постоянного и ничего личного.

Уж точно не та среда, в которой вам бы захотелось почувствовать себя уязвимым.

Осознав это, ему пришлось притянуть ее к своей груди и положив подбородок ей на макушку, поглаживать ее по спине. Перед тем, как перенестись в мир грез, она пробормотала что-то своим нежным голоском. Что-то вроде «Это была самая лучшая ночь с ним».

И это несмотря на те чудовищные оргазмы, до которых он ее доводил.

Ну, доводил, когда ему было это угодно. Было множество свиданий, которые он отменял в последнюю минуту и продинамленых эсэмэсок, или отмазок в словесной или физической форме.

«Господи… каким же дерьмом он был».

Поднявшись, наконец, уходить Грег оставил Холли спящей, включив камеру, прежде чем выскользнуть в коридор. Вокруг стояла тишина.

Спустившись вниз по коридору, он вернулся к знаку ВЫХОД и нырнул на черную лестницу. Вверх по ступеням, перебежка, еще один пролет, и затем он очутился у двери.

На этот раз никакого стука. Достав тонкую отвертку, обычно используемую для установки камеры, он приступил к взламыванию замка. На деле, это оказалось даже легче, чем он думал. Всего один тычок и сдвиг и вуа-ля.

Дверь даже не скрипнула, что весьма удивило его.

Однако, то, что находилось по ту сторону… любого потрясло бы до чертиков, как и его самого.

Пространство третьего этажа имело схожесть с пещерой в старомодном стиле, с грубо обтесанными половицами и с обеих сторон накрененным под крутым углом потолком. В дальнем конце, стоял стол с масляной лампой на нем, освещая в золотисто-желтые тона стены… как и черные ботинки того, кто сидел в кресле за гранью отбрасываемого света.

Большие ботинки.

И тут же стало ясно, кто был этот сукин сын и что он наделал.